2

- О! Несравненная Лучинда! Как же ясен твой взгляд! Я прошёл тысячи миль, я убил тысячи врагов! Я принёс то, что ты просила и выполнил все условия твоего отца! Теперь нет преград нашему счастью! О! Порадуй сердце моё ласковым словом! Ответь же взаимностью на огонь любви твоей! - Джузеппе заламывал руки, падая на колени перед бутафорским балконом. Сверху, с видом глубочайшего презрения на него смотрела его сестра Изабелла, загримированная так, что на вид ей можно было дать не семнадцать, что соответствовало истине, а лет тридцать-сорок. Пышная грудь, обрамленная морем рюшей тоже была бутафорской, и Белла, не умевшая двигаться с таким «богатством», то и дело чертыхалась. Глядя на это, Джузеппе с трудом сдерживал смех.
Собравшийся на площади народ затаил дыхание, даже мальчишка – булочник перестал жевать, восхищаясь смелостью героя пьесы. Почтенные матроны утирали глаза засаленным кружевом некогда белых платочков, представляя такого героя перед своими балконами, и предвкушая красивую развязку истории большой любви.
Джузеппе покрывался холодным потом – только бы не сплоховать, только бы красиво упасть, чтобы все поверили. Краем глаза он посмотрел за импровизированную кулису – там стоял старый Антонио и одобрительно улыбался. Джузеппе успокоился. Раз Антонио улыбается, значит, всё идёт как нельзя лучше и можно просто сконцентрироваться на роли.
- Нет! – словно свист хлыста звучал над замершей толпой ответ высокомерной Лучинды, - Ты не достоин! Я лучше убью себя, чем достанусь простолюдину!
Зрители ахнули. Изабелла картинно занесла руку с кинжалом над своей огромной грудью и замерла в этой позе.
- Так не жить же мне на этом свете! – Джузеппе вонзал себе в сердце нож, пятно томатного сока окрашивало белую батистовую сорочку в кроваво- красный цвет, и актер ниц падал на сцену.
- Убииииили! – вдруг раздался крик в толпе, - Лекаря!
Сминая друг друга, к сцене хлынули особо впечатлительные дамы. Одни – чтобы действительно оказать помощь умирающему, а большинство же просто из любопытства – убедиться, действительно ли умер этот бравый идальго.
А Антонио уже протягивал руку. Ухватившись за неё, Джузеппе встал и привычно ослепительно улыбнулся. О том, какое действие его улыбка оказывала на кумушек и молодых вдов – можно было рассказывать легенды. Второй рукой Антонио обнимал смущённую Изабеллу, и так, все втроём, они выходили на прощальный поклон. Звучал шквал аплодисментов, шляпа, с которой юный помощник обходил толпу, быстро наполнялась мелочью, среди которой встречались и серебряные монеты.
- Шикарно выступили, - шептал Антонио, ободрительно похлопывая Джузеппе по плечу, - Идите, отдыхайте, я пока Летицию запрягу.